"Преступное занятие"
Год выпуска: 1990
ДВОРНИК
Из окон раскрытых Окрестных домов Струился вниз запах Мясных пирогов. Печальный звук скрипки И крика металл Кружил и витал, И к асфальту слетал. А дворник всё в кучу Большую сметал.
Летели вниз перья От взбитых перин, Отставшая краска Балконных перил, Любовные вздохи, Разбитый бокал, И луч, отражённый От чьих-то зеркал. А дворник усердно Всё в кучу сметал.
Парили надежды Как воздух легки, Гораздо быстрей Приземлялись плевки, И кто-то, в куски Разбиваясь, стонал… Но дворник не слышал, Не видел, не знал. Он попросту всё Аккуратно сметал. Он думал, что пользу Большую несёт. Он думал, что мусор В кучу метёт.
Я ПРИЛЕТЕЛ, ШАБАШ!
Я прилетел, шабаш спокойной чьей-то жизни, Со мной всегда багаж сует и суматох. В кого-то мой вояж ночным шампанским брызнет, Кому-то боком, ох, он выйдет, видит Бог.
Пляшите тенью на стене, Плещитесь пеною в вине, Я всех, кто ждал, всех обнимаю разом! А кто забыл, тех не виню, Я просто им не позвоню, Пусть сохнут розы в их хрустальных вазах.
Я прихватил с собой с полёта кроху неба, Кому-то подарю осколок синевы. Звоните мне домой, полгода дома не был, Судьбу благодарю: меня, ведь, ждёте вы!
Пляшите тенью на стене, Плещитесь пеною в вине, Я всех, кто ждал, всех обнимаю разом! А кто забыл, тех не виню, Я просто им не позвоню, Пусть сохнут розы в их стеклянных вазах.
Пять дней и всё, шабаш: сегодня улетаю, Был кратким мой вояж, но не об этом речь. Ведь, в ком-то всё же я чего-то оставляю, И в свой кладу багаж тепло от наших встреч.
Пляшите тенью на стене, Плещитесь пеною в вине, Кто проводить пришёл, всех обнимаю! А кто забыл, тех не виню, Да я им и не позвоню, Пусть в их стаканах розы досыхают.
ПИОНЫ
Ни клумб, ни цветочных базаров вокруг, Средь серых заснеженных зданий Почувствовал ясно я нежное вдруг Июньских пионов дыханье.
Откуда пьянящий взялся аромат До кома мне в горле знакомый? Из стужи надымской я, как наркоман, Тяну сладкий запах до комы.
И вижу сквозь дымку мороза: цветок Раскрылся поутру – мой донор. Теперь мне покойней – я не одинок, Я чувствую ниточку дома.
Теперь дотянусь до счастливого дня, Мне знак был о времени оном! Сегодня за тысячи дней от меня В саду распустились пионы.
В АФРИКУ!
К чертям стихи, сонеты, драмы, стансы, Она вошла, давая всем понять: Я здесь затем, чтоб «сняться» с иностранцем. И я её решил, конечно, «снять». На ней рыжьё, космические штанцы, Сто двадцать – ноги, золотая прядь! Таких всегда «снимают» иностранцы, Но я её решил сегодня «снять». Ей предложили столик с африканцем, Они смеялись, будто вот – экстаз! Она хотела, ясно, с иностранцем, Но я её «сниму» на этот раз. Потом они крутились в диком танце, Чертовка так умела танцевать! Она предназначалась иностранцу, Не зная, что её решил я «снять». Он уступал мне в щедрости и росте, Я им коньяк с шампанским заказал, Но только раззадорил этим гостя, В ответ он ящик… пива мне прислал. Я зверем выл, во мне мутился разум, К ним подошёл, представился: – Борис! Да был смешон – они уселись в «Датсун» И двинули к отелю «Интурист». Я ехал на метро, не видя станций, Но мысли ясной поразился вдруг: Ведь, в Африке я буду иностранцем, Там нарасхват я буду у подруг!
СОН
Мне снился сон: Травили пса. Дурные чьи-то голоса Терзали сновидение. Грех смертный числился за псом: Он преступил людской закон, Поставив жизнь свою на кон За неповиновение. Пёс глух к команде был: «Ложись!» И вдруг не встал к ноге, Послал к чертям шакалью жизнь В дырявой конуре. Указ хозяйский, суп и кнут – Отлаял, горлопан, И пёс пошёл вразнос, враскрут На пан или пропал. Дымилась шкура пса, потом Грудь дрожь опоясала, Кровь пастью, мат и гогот ртом, С пристрастьем бьют за непоклон, Но до чего ж красив был он В сиянии оскала! Ему бы, псу, не надо в рык, Дешевле обошлось бы. А так – верёвка на кадык, Прикладом в пах, прикладом в дых, Аж пот у родненьких-родных По слипшимся волосьям. Когда б по одному бы их, Клыков для всех нашлось бы. Но и теперь пёс гнул своё, Не охнув и не ахнув. И кто-то крикнул: – Жарь в него! И чьё-то вскинулось ружьё, Проворное на крик ружьё, И жареным запахло. Пёс кувыркнулся и припал К земле, но не на спину, Он лапы кверху не поднял, Судьбину клял, что цепь порвал Всего наполовину. И полпрыжка не дотянул Отступник и лишенец До тех, кто выдумал вину, И выдумал ошейник. Пёс издыхал и таял сон, И в бликах пробуждения Под темя бил вопрос ребром. Под темя бил вопрос ребром: Кем я был – теми или псом? И был ли сон лишь только сном?
…А где-то колокольный звон Вымаливал прощение.
ШОФЁРСКАЯ
Сева Сидоров – шофёр из таксистской братии, От Смоленки за углом – на Арбате жил, Но однажды влез, дурак, в поножовщину, И на Север мотанул, как в Тамбовщину. Дожидаться прихожан было глупо бы, Кинул свитер в чемодан да с подругами, Распрощавшись в пять минут, через пару дней Гнал по зимнику в галоп двести лошадей.
В голове – мыслей рой, Отдан на съедение. Триста вёрст песни пой, Водка за сидением.
Думал Сева: отсижусь, там и позабудется. Только Север – дальний путь, год баранка крутится, А приедет кто с Земли, он всегда с расспросами: – Что там нового ввели, где какие россыпи? Ночью сон – река да лес: засосёт под ложечкой. И опять далёкий рейс, очередь к окошечку. Только, вроде, и не впрок северные денежки: Храп, бура да коопторг – выметает веничек.
В голове – ни шиша, Пригруза в полкузова. Где-то зреет черемша, Где-то в парке – музыка.
Чуял Сева – недобром этот рейс на линии, Две бобины ещё днём сжёг, теперь заклинило. Печку выдуло, а в дверь сунешься – порежешься, Минус сорок, ночь теперь, долго ли продержишься? У него в Москве братан – техник в автосервисе, Ох, ему сейчас бы там! Только он на Севере Замерзает ни за грош, бывший Сева Сидоров. Будь он проклят этот нож, чемодан со свитером. Полетели о Москве Мысли в отдаление, Теплота в голове, Вот оно – спасение. Не придут, не возьмут К поезду с вокзала… Чьи-то фары в стёкла бьют? Или показалось.
Скачать сборник стихов “Преступное занятие”